«ДОРОГОЙ МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ»

Для чего люди пишут мемуары? Причины тут разные. Кому-то просто нечего делать, иные мечтают заслужить благодарность потомков, третьи рассчитывают произвести сенсацию с извлечением прибыли. Одни хотят внести ясность, другие, наоборот, "наводят тень на плетень".

Сочиняет мемуары и Михаил Сергеевич Горбачев – первый и последний Президент Советского Союза. О тех временах сказано уже немало, картина более или менее ясна и, казалось бы, выйдя в тираж отбудет он смирять гордыню и замаливать грехи в какой-нибудь отдаленный монастырь. Нет, грехов за собой Михаил Сергеевич не чувствует. Более того, одна из его книг называется «Остаюсь оптимистом» (2017 г.). Уже само название вызывает интерес к литературной деятельности бывшего руководителя сверхдержавы. Знаем мы, например, "Оптимистическую трагедию" Всеволода Вишневского. Мысль там такая: революция – дело жестокое, но жертвы были не напрасны. Здесь же случай особый. То, что произошло в результате так называемой перестройки обернулось трагедией общегосударственного масштаба, а главный инициатор случившегося – Михаил Сергеевич полон оптимизма, хотя ни одна из заявленных целей не достигнута, руководимая им страна развалилась, очевидные провалы в политике до сих пор отзываются тяжелыми последствиями. Парадокс. Однако для того и существует так любимый Михаилом Сергеевичем плюрализм мнений: с одной стороны вроде бы провал, с другой стороны – победа. «Я не снимаю с себя ответственности. Но моя совесть чиста». («Остаюсь оптимистом» стр.273). Оказывается и так может быть. В результате не менее любимого им консенсуса (следите за руками) остается победа. Диалектика Гегеля бледнеет по сравнению с таким полетом мысли и оригинальным применением логики.

Изучение творчества данного писателя-мемуариста занятие не из легких, ведь многословие (мемуаров уже не один том) при дефиците содержания есть пустословие. А на вопросы, которые естественно возникают по ходу прочтения, автор почему-то не отвечает и, в лучшем случае, упоминает о них вскользь. Остается лишь нудное перечисление всем известных фактов с добавлением характерных для Михаила Сергеевича выражений: "взят хороший старт, вышли на вопрос, крупный шаг, решительный поворот, важная веха, сильный совместный документ...". Тем не менее, в целях отыскания исторической правды "одолевать" и обсуждать написанное все-таки приходится, хотя сам Михаил Сергеевич обычно предпочитает монолог. Итак, что можно было бы, на мой взгляд, ответить бывшему товарищу, а ныне господину Горбачеву на его попытки поставить историю с ног на голову?

"Дорогой Михаил Сергеевич! Скорее всего эти слова не привлекут Вашего внимания. Оно и понятно — одно только написание мемуаров сколько времени отнимает!  Еще нужно по всему миру ездить с лекциями на тему "углубления и расширения", давать советы, которым никто не следует, а также рекламировать пиццу. Да и зачем Вам чужие критические замечания, ведь субъективно Вы уже оценили свою политическую миссию как исключительно полезную. Потому данное обращение адресуется не только (и не столько) Вам, сколько людям интересующимся предметом.

Начинали Вы свою литературную деятельность на посту лидера государства с книги "Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира" (1988 г.). Сразу видно: когда Создатель раздавал скромность, Вас рядом не оказалось – не так давно взобрались на капитанский мостик, как сразу же решили осчастливить народы СССР, а в придачу и все человечество "новым мышлением". Так что же это за откровения такие, что за яркие мысли, каковые никто до Вас не мог постигнуть? Оказывается: жить надо дружно, как говаривал кот Леопольд, а работать лучше. Вот уж действительно открытие! Однако реальность сложнее мультфильмов и банальных лозунгов. Когда-то во времена живого еще социализма в некоторых общественных местах на стену вешали табличку с надписью: "Уважайте труд уборщиц", хотя очевидно – людей склонных к свинству такие призывы не впечатляют. Ваши призывы "из той же оперы". Или Вы считаете, что произносимые Вами слова тут же приобретают особую значимость и ценность? Опасное заблуждение. И прежде всего, опасное для общества, лидер которого столь самонадеян. Именно особенности Вашей натуры во многом стали причиной Вашего же политического фиаско и принесли людям немалые беды. Вы сами признаетесь: «…а отсутствием самолюбия я, честно говоря, никогда не страдал» («Остаюсь оптимистом» 53), тем не менее почему-то не связываете эту не лучшую черту характера (у Вас явно чрезмерную) с конкретными поступками. К сожалению, признаваемый Вами порок не единственный. Кроме постоянного самолюбования и гипертрофированного тщеславия Вас отличали еще поверхностный подход к сложным явлениям, неспособность видеть перспективу событий, нежелание учитывать уроки истории. А еще трусость, непоследовательность, двуличие… И все это не выдумки отдельных злопыхателей, а утвердившееся в значительной части общества мнение, разделяемое, к тому же, многими Вашими бывшими приближенными. За примерами далеко ходить не надо – сами о том рассказываете. Вот Вы пишите о 50-х годах: «Свое выпускное сочинение в школе я писал на тему «Сталин – наша слава боевая. Сталин – нашей юности полет». Получил высшую оценку и потом еще несколько лет оно демонстрировалось выпускникам – как эталон» («Остаюсь оптимистом» 62). Дальше, якобы, постепенно наступало прозрение: «…чем больше я вчитывался в «классиков», тем больше задумывался над соответствием их представлений о социализме нашей реальной действительности». «Повседневная действительность вторгалась в учебный процесс, заметно корректируя наши книжные представления и о «самом справедливом строе», и о «нерушимой дружбе народов». «В душе уже зрел протест». («Остаюсь оптимистом» 50, 51, 53). Однако, несмотря на терзающие сомнения (и даже зреющий протест) в своей дипломной работе Вы снова рассуждаете о преимуществах социалистической демократии над буржуазной. Оценка – «отлично». Сомнения свойственны человеку и для отыскания истины полезны, но в 1952 году Вы (отбросив сомнения?) вступаете в партию, чтобы быть в первых рядах строителей нового общества. А потом еще тридцать с лишним лет агитируете за идеалы коммунизма, да так убедительно, что о Ваших сомнениях и душевном протесте никто не смог догадаться.

 Конечно, в начале Вашего лидерства неискушенные в политике граждане ничего такого о Вас не знали. Вновь назначенный вождь многим понравился (откровенно говоря, мне тоже): относительно молод, говорит без бумажки. Как тут не вспомнить Салтыкова-Щедрина и город Глупов: "Жители ликовали; еще не видав в глаза вновь назначенного правителя они уже... называли его "красавчиком" и "умницей" («История одного города»). Какими же на самом деле способностями обладали Вы, какие ступени жизненного пути прошли, чтобы потом возглавить и повести за собой огромную страну? Сначала Вы были комбайнером - рекордсменом и орденоносцем, потом получили диплом юриста. Но новая специальность не привлекала. Пройдя практику в районной прокуратуре, Вы ничего интересного там для себя не нашли: «Условности, субординация, предопределенность всякого исхода, чиновничья откровенная наглость, чванливость…» («Остаюсь оптимистом» 52). А в Генеральную прокуратуру студента-выпускника не взяли и предложили сначала поработать "на земле" (опять наглость и чванливость?). Конечно, обидно: Вас, да не назначили сразу Генеральным прокурором. Обиду вспоминаете до сих пор: «Бесцеремонность, проявленная работниками Прокуратуры СССР, безразличие к моей семейной ситуации и вся история с моим распределением зародили у меня серьезные сомнения относительно работы по специальности». («Остаюсь оптимистом» 74). Видно, так Вам нужна была эта специальность. И тогда Вы приняли судьбоносное для себя и, к сожалению, для всей страны решение – пойти в комсомол, чтобы много говорить и ни за что не отвечать. Единственное правило аппаратчика – "держать нос по ветру", совершенствоваться в подковерной борьбе и доводить до населения исторические решения партии. Вот на этом поприще Вы действительно преуспели. Пройдя горнило комсомольских, а потом партийных коридоров и кабинетов, в конце концов, возглавили Коммунистическую партию Советского Союза, руководство которой было уже слабо дееспособным. В то время Вы, понятное дело, по-прежнему публично причисляли себя к коммунистам. Неясно только, какую из политических линий на самом деле поддерживали. Если разделяли взгляды Маркса – Энгельса – Ленина – Троцкого, значит были настроены на мировую революцию. Но с Вашей нерешительностью и готовностью сдавать позиции ради собственного имиджа это не сочетается (Ильич Вас уж точно не понял бы). Справедливости ради нужно отметить, что вопрос основательно запутали еще до Вашего прихода к вершинам власти. Так, победа большевиков состоялась под лозунгами мировой революции ("мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем"). Ленин других вариантов не предусматривал. Сталин отличался более трезвым подходом: не оставляя намерений расширить сферу влияния СССР на другие страны, был вынужден признавать наличие иной системы и неизбежность взаимодействия с ней, так как пролетариат упорно не желал избавляться от своих цепей и мечту о власти в планетарном масштабе пришлось оставить. В 1943 году был распущен Коммунистический Интернационал – штаб мировой революции. Уже после войны, общаясь с иностранными корреспондентами Сталин не раз подчеркивал важность сохранения мира, а в 1947 году напомнил о том, что ни на одном пленуме ЦК партии он, И.В. Сталин, не говорил и не мог говорить о невозможности сотрудничества двух систем. (Газета "Правда" 8 мая 1947 год). В 1953 году военное министерство стало называться Министерством обороны (стало быть, "бронепоезд ставился на запасный путь"). Наличие ядерного оружия делало большую войну вообще бессмысленной, в том числе и для власть имущих с обеих сторон. Принятая при Хрущеве Программа КПСС (1961г.) тоже содержала однозначное утверждение: "Мирное сосуществование социалистических и капиталистических государств – объективная необходимость развития человеческого общества". Брежнев и его окружение, проводя политику разрядки международной напряженности, о мировой революции даже не вспоминали, что вполне отвечало приоритетам самосохранения верхушки номенклатуры и удержания власти. Так что же нового открыли Вы? Ходить по свету с протянутой рукой и предлагать всем мир и дружбу? Как выясняется, до этого додумались и без Вас.

Между тем, шаги на международной арене Вы, судя по всему,   считаете своей главной заслугой. Вот первая встреча с Президентом США Рональдом Рейганом (с тем, который пугал нас "звездными войнами"; называл "империей зла"; официально принимал в Белом доме афганских моджахедов, а также снабжал их оружием и посылал к ним специалистов – все для того, чтобы убивать наших ребят, посланных в Афганистан родной коммунистической партией и советским правительством). Но у Вас к Рейгану сразу же возникает теплое чувство, похожее на первую юношескую любовь. Цитирую Вас: "Мы посмотрели друг на друга, что-то промелькнуло такое, что я почувствовал, ничего – поладим! Интуиция" ("В меняющемся мире" 2018 г. 40). А что потом? Поладили? Как выяснилось, интуиция у Вас все же слабовата. Сами же признаетесь: "Президент Рейган как будто забыл о духе "Женевы", возобновил инвективы по адресу "империи зла". Американские корабли появились в Черном море, заходили в наши территориальные воды. Это и потом повторялось..." ("В меняющемся мире" 51). Вот оно Ваше самомнение и бесподобная интуиция. Без всяких условий Вы сдали все, лишь бы красоваться в роли миротворца и любимца «демократического» Запада. Сами признаетесь: «Чтобы облегчить договоренность, мы пошли на большую уступку…» («Остаюсь оптимистом» 199), «При этом здесь мы шли на большие уступки» (там же 199). Непрерывная череда встреч. И что не встреча, то успех, даже когда противоположная сторона так не считает: "Мне сообщили, что Шульц, выступая перед журналистами на военной базе, объявил Рейкьявик провалом" ("В меняющемся мире" 58). Но поскольку в мероприятии участвовал сам Горбачев провальным оно, по Вашему мнению, быть просто не могло. На встрече с журналистами Вы заявили: "При всем драматизме Рейкьявик – это не поражение, это прорыв, мы впервые заглянули за горизонт" (там же 59). (Непохоже, чтобы Рейган куда-то заглядывал вместе с Вами). Что же Вы собирались делать после этого «прорыва»? "Из Рейкьявика мы сделали вывод, что еще больше выросла необходимость диалога"(там же 60). Какие могут быть сомнения? Иначе отпадает нужда колесить по заграницам. Непременно встречаться! Желательно с выездом за рубеж и последующими отзывами о Вас в превосходных тонах. Неужели Вы не понимали азбучных истин? В международных отношениях есть лишь объективные государственные интересы и есть политические лидеры, отстаивающие их более или менее успешно (бывает, лидеры эти интересы предают). Еще существует конкуренция, в том числе недобросовестная, а также стремление к доминированию. И количество международных встреч далеко не всегда дает новое искомое качество. Что касается договоров, то они выполняются до тех пор, пока удовлетворяют все участвующие стороны. Если же договоренности никак не оформляются, рассчитывать на порядочность Ваших визави просто наивно. Поэтому, в конечном итоге все Ваши "достижения" на международной арене оказались всего лишь костюмированным представлением с вполне предсказуемым результатом.

Очевидно, слабеющее государство со слабым лидером теряет свою притягательность. Центробежные процессы в этих условиях неизбежны. Никакие призывы и конвульсивные движения ситуацию изменить не способны. Так и произошло. Мы утратили свое влияние в социалистическом мире, похоронили Организацию Варшавского договора и без всяких условий с Вашего изволения вывели отовсюду своих военнослужащих в чистое поле. Вероятно, в результате Вы ожидали увидеть "освобожденные" от нашего присутствия страны хотя бы нейтральными? Нет, они вскоре гордо отказались от дружбы с нами, а освободившееся место чудесным для Вас образом заняли американцы и возглавляемый ими блок НАТО. Бывшие друзья теперь выступают единым хором антироссийских голосов.

Или задумали Вы в свое время объявить Европу «общим домом»: «Этот образ пришел мне как-то на ум в ходе одной из бесед» («Перестройка…» 203). И что в итоге? «Коммуналка» со скандальными соседями: постоянные наветы, претензии и санкции. Мы салютуем в честь освобождения от фашизма европейских столиц – там оскверняют и сносят памятники нашим героям, которые эти столицы освобождали.

А сумеете ли Вы внятно объяснить, как Ваши американские друзья оказались в Афганистане? Советский Союз за Афганистан (приграничное тогда для нас государство) прокляли все мировые "демократии", американцам же на своем континенте давно уже тесно и это в порядке вещей. Вы сами говорили: "Мы не можем допустить, чтобы у наших южных границ основались американцы" ("В меняющемся мире» 29). Святая простота! Еще как обосновались, и, что характерно, Вашего мнения не спросили. Благодетели человечества добрались аж до Украины (тоже для них не ближний свет). Пять миллиардов долларов помогли братскому народу прозреть, возмечтать об истинных ценностях цивилизации и объявить героями пособников фашистов. Да и Грузия с Прибалтикой давно уже к нам теплых чувств не испытывают. В Прибалтике, также, как и на Украине, теперь чествуют других героев – бывших эсэсовцев.

Существовал ли иной вариант развития событий? Безусловно. Единственно возможный. Надо было укреплять и совершенствовать свое государство, делать его привлекательным для граждан и для внешнего мира, а не вояжировать по всему свету. Тогда бы к нам потянулись и начали уважать. Однако, как раз внутренними делами Вам заниматься было неинтересно (я, разумеется, не имею в виду строительство Ваших новых дач). Вот Вы вернулись из Лондона, Вам сообщают о событиях в Тбилиси (1989 г.), а для Вас это новость. И таких неожиданных новостей было немало потому, что обстановкой Вы не владели и события постоянно Вас опережали. Приходилось всю вину сваливать то на военных, то на антиперестроечные силы, то на давнюю запущенность ситуации – лишь бы самому оставаться непогрешимым.

Что же Вы предложили нашему обществу для выхода из тупика? Идеологию так называемой перестройки, но в рамках социализма, который, как выясняется, вызывал у Вас тайные нарекания аж со студенческой скамьи. Вы писали: "На Западе, включая США, перестройку истолковывают по-разному. В том числе и так, будто вызвана она катастрофическим состоянием советской экономики, отражает разочарование в социализме, кризис его идей и конечных целей. Ничего не может быть дальше от истины, чем подобные заявления..." («Перестройка…» 5). И тут же, через несколько страниц заявляете: "Страна начала терять темпы движения, нарастали сбои в работе хозяйства, одна за другой стали накапливаться трудности, множиться нерешенные проблемы... Образовался своего рода механизм торможения социально-экономического развития." (там же 13). Опять самомнение! Если об этом говорят "со стороны", они страшно далеки от истины; когда почти о том же, только другими словами, вещаете Вы – горькая правда налицо.

Конечно, объявлять себя по-прежнему верным ленинцем и приверженцем социализма, одновременно (неосознанно?) подготавливая почву для изменения строя, задача нелегкая. Вы тогда утверждали: «... нынешний курс является прямым продолжением великих свершений, начатых ленинской партией в Октябрьские дни 1917 года. И не просто продолжением, но и развитием, углублением основных идей революции» («Перестройка…» 47). Однако копировать НЭП (временное отступление) вроде бы не серьезно – в 20-е годы оно было объяснимо голодом и разрухой, а в 80-е – в обществе «развитого социализма», когда коммунизм, согласно торжественному обещанию партии, должен вот-вот победить, подобный ревизионизм с марксистско-ленинской теорией уже «не вязался». Пришлось изворачиваться и создавать дымовую завесу в виде расплывчатых понятий и неконкретных рассуждений, в чем Вы, без сомнения, преуспели. Что значит перестройка? Вероятно, это слом и построение нового. Сломать не трудно. Вот только, как и что строить потом – Вы и сами, похоже, представляли смутно. «У нас не было «готовых рецептов». («Остаюсь оптимистом» 157). А какие рецепты были? Вы можете себе представить врача, который поставив диагноз выписывает больному «неготовый рецепт»?

Чрезмерная бюрократизация, отсутствие стимулов к труду и всеобщая уравниловка действительно привели страну к серьезному кризису. Стало очевидным, что только сочетание частной инициативы и государственных возможностей выведет из тупика. Но это будет уже не социализм в классическом его понимании, когда основные средства производства принадлежат исключительно государству. Вы же предложили  удивительное решение: "...исходная задача перестройки, ее обязательное условие и залог ее успеха в том, чтобы разбудить человека, сделать его по-настоящему активным и заинтересованным, добиться того, чтобы каждый чувствовал себя хозяином страны, своего предприятия или учреждения, своего института. Это – главное". «Для того, чтобы сделать что-то лучше, надо прибавить в работе. Мне нравится это слово – прибавить» («Перестройка…» 24). В целом пожелание благое, но абсолютно бесполезное, ибо никому еще не удавалось наладить экономику с помощью высокопарной болтовни. На китайский опыт не похоже, да и с Дэн Сяо Пином у Вас общего мало.

 А как обойти фундаментальный вопрос – вопрос собственности? Не нашли ничего лучшего, чем выбирать руководителей предприятий на собраниях коллективов: собственником остается государство, но привносится элемент, призванный создать иллюзию самостоятельности. Вам бы вспомнить тогда печальный опыт Временного правительства похожими методами, развалившего армию. Что могла дать такая мера, кроме дезорганизации? К чему могли привести отсутствие координации, нарушение привычных связей и договорных отношений между предприятиями, кроме материальных потерь и банкротств? В конечном итоге хозяйство загнали в тупик, страна основательно влезла в долги и только на их обслуживание уходили миллиарды долларов.

Стагнация экономики, всеобщий дефицит продовольствия и промышленных товаров усугубился ничем не сдерживаемой спекуляцией. Происходило дальнейшее обнищание населения. В то же время, была подготовлена почва для неконтролируемого обогащения отдельных лиц (вне правового поля и, минуя налоговые обременения). Неудержимо росла преступность, в том числе организованная. Ничего этого Вы как будто не замечали, никаких прогнозов на будущее не делали, и мер противодействия негативным тенденциям (кроме общих рассуждений) не предпринимали. Зато продолжали произносить ритуальные заклинания: «… вдохновение черпаем у Ленина» («Перестройка…» 148).

А Ваша борьба с пьянством? Неужто неясно было с самого начала что ограничениями продажи спиртного и примитивной агитацией ничего не добиться? Вероятно, Вы опять понадеялись на чудодейственность Ваших слов: раз сам Михаил Сергеевич считает пьянство пороком, значит немедленно устыдимся и станем трезвенниками. Почему Вы не вспомнили тогда хотя бы неудачный эксперимент США, где "сухой закон" ситуацию не только не поправил, но наоборот, осложнил ее и вызвал еще ряд серьезных отрицательных последствий, в том числе усиление преступности. У нас произошло не лучше: вырубленные виноградники, самогоноварение, спекуляция, употребление спиртосодержащих суррогатов, распространение наркомании. Пить не перестали, а государство потеряло миллиарды. Результат Вашего эксперимента? Минус.

В рамках демократизации Вы объявили еще и гласность. Правда, вышла она какой-то однобокой. Думаю, мало кто сейчас может аргументированно отрицать тяжелые и трагические события прошлого. Но ведь не одни же ужасы были в нашей социалистической истории. Вы, например, уцелели, получили образование и даже смогли выдвинуться на самый верх. А затеянная Вами гласность превратилась в состязание уловивших тенденцию приспособленцев по очернительству своей страны. Вероятно, такое положение Вас устраивало, так как предшественники просто по определению не могли хоть в чем-то превосходить «прорабов перестройки». Где же научно-объективный подход к истории? Недаром в народе горько шутили: демократия отличается от демократизации тем же, чем канал от канализации.

Наконец, Ваши усилия по сохранению СССР как единого государства. Общенародный референдум в марте 1991 года убедительно продемонстрировал желание народа жить в одной стране. Посягательство на территориальную целостность государства – тяжкое преступление, предусмотренное действовавшим тогда уголовным законодательством. Но, воля народа и законы для Вас (гаранта их неуклонного исполнения) оказались профанацией. Как реагировали Вы на беловежский сговор, о котором заговорщики поспешили прежде уведомить Президента США, а Вас – действующего Президента СССР проигнорировали? Никак. Бездействие. Полная атрофия мысли и воли. Главное, Вас обидели – вовремя не доложились.

До конца не ясна история и с так называемым ГКЧП. Отдых, конечно, дело святое, но Вы изволили уехать в Форос как раз накануне важнейшего события – подписания нового Союзного договора. Неужто нельзя было "пострадать за народ" и побыть еще немного в Москве? Или Вы специально отправились к теплому морю, чтобы группа Ваших же высокопоставленных коллег в Ваше отсутствие совершила очередную глупость. До сих пор непонятно – зачем нужно было вводить чрезвычайное положение? Ввели, а дальше что? Какие задачи предполагалось решать при помощи танков? (Дивизии вермахта тогда под Москвой не стояли). Три дня Ваши подчиненные «порулили», затем дружно отправились в тюрьму и до сих пор никто не смог вразумительно объяснить – для чего затевался опереточный путч.

Вообще, кадровая политика у Вас явно хромала. Вы же сами вспоминаете про Ельцина: «Я тогда отметил для себя, что свердловский секретарь неадекватно реагирует на замечания в свой адрес. К этому прибавилось такое наблюдение: как-то в разгар дискуссии на сессии Верховного Совета Ельцин покинул зал, опираясь на чью-то руку…А земляки улыбались: с нашим первым случается, иной раз перехватит лишнего» («Остаюсь оптимистом» 135).  «…когда еще только вставал вопрос – надо ли приводить Ельцина в Москву, Н.И. Рыжков, который хорошо его знал по Свердловску, говорил: «Наберетесь вы с ним горя». Диагноз подтвердился» (там же 213). Еще один эпизод, на этот раз из 1987 года: «…9 ноября мне вдруг доложили: в Московском горкоме – ЧП. В комнате отдыха обнаружили окровавленного Ельцина…Оказалось, Ельцин канцелярскими ножницами симулировал самоубийство.» (там же 211). «В эти дни в разговоре со мной Ельцин просил отпустить его на пенсию. В конце концов, было принято решение оставить его в членах ЦК. И назначили первым заместителем председателя Госстроя СССР в ранге министра» (там же 212). Странное решение, ведь алкоголизм и суицидальные наклонности как-то не слишком сочетаются с членством в ЦК партии и министерским постом. Да еще, если высокое должностное лицо сосредоточено главным образом на своей особе. Сами же говорите: «Интересы страны вновь оказались для него на втором месте» («Остаюсь оптимистом» 331). Тем не менее, сохраняя Ельцина «на плаву» и проявляя тем самым номенклатурную солидарность, Вы на этот раз действительно как будто смотрели в будущее. Когда пришла пора подводить итоги Вашего политического банкротства Ельцин, вволю поиздевавшись, льготами Вас все же наделил.

Прощаясь с постом Президента СССР, Вы, вероятно, рассчитывали на всенародную любовь и возмущение общества несправедливостью, допущенной некими проходимцами – интриганами в отношении всеми уважаемого Михаила Сергеевича. Опять сыграла роль Ваша завышенная самооценка – революции по этому поводу не случилось. Помните, когда Вы (почему-то вместе с семьей) в 1990 году стояли на трибуне Мавзолея, Вам не понравились некоторые плакаты, с нелицеприятными в отношении Вас высказываниями? Вы пишите: «Я повернулся и ушел. Ксюшка (внучка – примеч. С.З.) всхлипывала, повторяя: «Дедуля, за что?» («Остаюсь оптимистом» 409). Трогательно. Непонятно только – с чего бы это внучка там оказалась? Так что же Вы все-таки ей объяснили? Народ, мол, меня обожает как олицетворение всего светлого, а некоторые отщепенцы-враги перестройки суют палки в колеса и замахиваются на святое? Вам хотя бы тогда сделать правильные выводы о том, насколько народ поддерживает Вас и Вашу провальную политику (само пребывание на трибунах Мавзолея вместе с домочадцами, подобно царской семье, тоже удачным пиар-ходом не назовешь). О том же Вам публично в глаза говорил наш большой писатель и честный человек Юрий Бондарев, недавно ушедший из жизни – Вы подняли в воздух самолет, а куда лететь и где приземляться не представляете...

История знает немало лидеров, выводивших свои народы из глубоких кризисов, но знает и тех, кто в критические моменты «скрывался в кустах». К какой категории Вы относите себя? Вам, полновластному управляющему мощной централизованной системой власти, кроме мифических антиперестроечных сил, никто не мешал и не угрожал. Тем не менее, Вы бросили страну. Ваше заявление о прекращении президентских полномочий больше напоминало жалобу обиженного ребенка. А еще чашка у Вас на столе оказалась пустой (вероятно, с пожеланием, "чтоб Вам пусто было!"). И в такой момент Вы нашли возможность продемонстрировать молчаливое возмущение именно этим фактом. Не это ли полная потеря чувства реальности? Думали ли Вы в тот момент о миллионах своих соотечественников, оказавшихся в нищете, незащищенными от разгула преступности и вспыхнувшего в некоторых республиках национализма? Зато, утратив власть и бросив страну, целый день торговались с Ельциным о сохранении за Вами привилегий.

Потом Вы ненадолго возглавили социал-демократическую партию. «Что же касается моей приверженности социалистическим ценностям, то сегодня мне близки идеи современной социал-демократии» («Остаюсь оптимистом» 139). «Я в принципе либерал, демократичный человек» (там же 410). «…реальной альтернативы рынку в российской экономике быть не может» (там же 390). А ведь «рынок» Вы когда-то называли капитализмом. Ну, по крайней мере, наконец-то определились со своими убеждениями. По-видимому, от коммунизма Вас отвратила навсегда Ваша же деятельность на посту Генсека КПСС.

Правда, новая партия (СДПР), к которой Вы решили примкнуть, вскоре прекратила свое существование. И не в последнюю очередь из-за того, что там оказались недобросовестные люди. Как говорят: «скажи мне кто твой друг и я пойму – кто ты». Вы пишите: «Отрицательно сказалась на судьбе партии и позиция, которую занял Титов. В момент выборов он фактически торговал своим положением председателя партии – решал свои личные проблемы» («Остаюсь оптимистом» 392). Очередное фиаско. С кем же Вы связались? Да, видно, опять по себе выбирали соратников.

Можно было бы еще много говорить о Вашей "плодотворной" деятельности, но вероятно на очереди новые мемуары. Услышим ли мы, наконец, хотя бы подобие раскаяния? Сомнительно, ведь для того, чтобы испытать угрызения совести ее надо иметь, а для политика она вещь излишняя. Также, как самокритичность: взбираясь к вершинам власти, далеко не всякий способен трезво оценить свои способности и твердость намерения приносить людям пользу. Впрочем, при отсутствии положительных качеств и реальных достижений некоторые персоны все же удостаиваются почестей и наград. Например, Президент США Барак Обама стал лауреатом Нобелевской премии мира (авансом), после чего, проявляя миролюбие поучаствовал в развале Ливии (суверенного государства) и развязывании там войны. Вы – первый и пока последний лидер нашей страны тоже удостоились Нобелевской премии.  Разница с упомянутым Бараком в том, что тот разваливал чужое государство, а Вы – свое. Так может быть Вы уже тогда не считали его своим, предполагая перебраться на пмж в Германию? Хотя, казалось бы, зачем Вам убегать из России? Цитирую Вас: «3 мая 2012 года, за несколько дней до завершения своей работы на посту президента Российской Федерации, Дмитрий Медведев вручил мне высшую награду России – Орден Андрея Первозванного, которым я был награжден в связи с моим 80-летием» («Остаюсь оптимистом» 414). В ответ Вы сказали: «Мне не стыдно за сделанное» (там же 414). Идиллия. Правда, до сих пор остаются загадкой основания награждения – ведь за провалы вроде бы не награждают. Допустим, некий герой, вызвавшись быть проводником, завел неприятеля в непроходимое болото. За это ему честь и хвала. А если он в болото завел своих? Потому, видно, не было в связи с Вашим награждением всеобщего ликования и народных гуляний.

Каковы все-таки итоги Вашей деятельности (если протянуть причинную связь между перестройкой и современностью)? Вот какую оценку Вы даете нынешней ситуации: «Власть заперлась в «бункере» и оградила себя непробиваемым щитом из всяческих уловок, «административного ресурса» и лицемерного законодательства, которое делает смену власти невозможной. Россия превращается в брежневскую эпоху, забыв, чем эта эпоха кончилась. Люди все меньше верят власти, теряют надежду на будущее, их унижают бедность и углубляющиеся социальные разрывы на фоне жирующей гламурной тусовки» («Остаюсь оптимистом» 353). Поскольку время Ельцина тоже благоденствием не назовешь, выходит только под Вашим мудрым водительством страна процветала и шла верным курсом. Но Вы – то во власть скорее всего уже не вернетесь, значит оптимизм нам остается черпать лишь из Ваших мемуаров.

Снова обратимся к Вашим мыслям: «Судьба была щедрой ко мне, дав такой шанс, редкий шанс…» («Остаюсь оптимистом» 11). Опять Вы о себе, любимом. А нам, к сожалению, судьба не дала шанса выбрать на роль лидера более достойного человека. Дорогой Михаил Сергеевич! Я обращаюсь к Вам так не из фамильярности, а лишь имея в виду то, как дорого обошлись народу Ваши ничем не обоснованные амбиции, отягощенные очевидной некомпетентностью. И не пора ли Вам понять, что никакими мемуарами ничего уже не исправить».

Апрель 2020 год                        С е р г е й   З о т о в