«Наука и Религия» №12 2021, №№1,2 2022
РАЦИОНАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО: МЕЧТЫ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?
Просто о сложном

Идея всеобщего благоденствия время от времени овладевает умами людей. Платон Афинский, Томас Мор, Томмазо Кампанелла, многие другие глубокие мыслители, да и просто мечтатели, пытались создать образ если не идеального, то по крайней мере более или менее благополучного общества. Вообще-то вообразить картину, где люди улыбаются, говорят друг другу исключительно приятные вещи и живут в гармонии с природой — несложно. Неизмеримо труднее претворить фантазии в жизнь, потому подобные проекты назвали утопическими, то есть неосуществимыми (по названию сочинения Мора «Утопия», вышедшего в 1516 году).

Однако что же все-таки мешает нам в полной мере удовлетворять свои потребности и желания? Какую организацию мы назвали бы рациональной и отвечающей интересам каждого члена общества? Тема непростая. К тому же она встроена в идеологию и политику, а значит, избыточно многословна, насыщена лукавыми понятиями и сомнительными тезисами. Отточенные технологии манипулирования сознанием навязывают модели, существенно искажающие реальность, — принимая их мы неизбежно попадаем в окружение кривых зеркал. Так может быть, стоит отойти от штампов и, опираясь на исторический опыт и логику, попытаться внести сюда ясность самостоятельно?

Для начала вспомним мечты прожектеров о внезапно наступившем всеобщем изобилии — каждый занимается чем заблагорассудится и свободно удовлетворяет любые потребности (примерно так, как было записано в Программе КПСС). Однако при данных условиях — когда обещаны неограниченные возможности — многие наверняка пожелают жить в свое удовольствие и не омрачать настроение мыслями о работе. Еще захотят обладать особняками на берегу теплого моря и разъезжать в дорогих авто. А где же взять столько особняков и машин? Кто будет тушить пожары в тайге, трудиться на вредном производстве, убирать улицы?.. К тому же Создатель (для атеистов — природа) устроил так, что пресыщенность всевозможными благами и тепличные условия снижают жизнеспособность и запускают механизмы дестабилизации, способные привести человека и общество к полному разрушению. По этому поводу выразительно сказано: «...умащенный до блеска теряет силы, едва глотнув пыли» (1). Опыт показывает: именно преодоление трудностей на пути к поставленным целям есть способ поддержания жизни и ее улучшения. И, как это ни жестко звучит, неравенство остается пока одним из основных двигателей прогресса. Оно рождает конкуренцию, стимулирует человека повышать социальный статус, добиваться признания окружающими своих достоинств и подтверждать самооценку.

Правда, не всякое стремление осуществимо. Не будем забывать, что люди обладают разными способностями и, следовательно, разными возможностями: не всякий станет политиком, крупным бизнесменом, академиком или оперным певцом… Еще нельзя не учитывать ограниченные потребности общества, конкуренцию, да и просто несправедливость — отсюда сложности карьерного роста.

Характер общественных отношений зависит от мировоззрения и поведения конкретных людей. Высокие идеи осуществимы лишь умными, добросовестными и волевыми членами социума, но воспитать положительного во всех отношениях человека — задача далеко не всегда выполнимая. Тут важно понимать: индивидуальность определяется не только приобретенными, но в значительной мере врожденными чертами. Это не значит, конечно, что личность детей идентична личности родителей или других предков. Какие свойства, от кого и в какой мере мы наследуем — предмет пока недостаточно изученный. Ясно другое: родившись, человек уже обладает предрасположенностью к развитию или, наоборот, к недоразвитию определенных умственных, душевных и физических качеств, а результаты воспитания во многом зависят от его восприимчивости. Закономерно, что в относительно здоровой среде все равно обнаруживаются люди с ущербным пониманием мира и патологиями поведения, а в дурном окружении может «испортиться» даже в целом не плохой человек. В разных вариациях отрицательные качества воспроизводятся в конкретных индивидуумах из поколения в поколение. Явление это массовое и заметно отравляет общую атмосферу. Не будет преувеличением сказать, что почти все наши неприятности и беды (коих достаточно было всегда) связаны именно с людскими недостатками и пороками, а природные катаклизмы занимают в этом ряду лишь второе место.

«О времена! О нравы!» — восклицал еще Цицерон Марк Туллий (106-43 годы до н.э.).

В ХVI веке Вильям Шекспир устами Гамлета констатировал: «Да, сударь; быть честным при том, каков этот мир,- это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч».

Говорилось и такое:

«Ничто не ново под луною:

Что есть, то было, будет ввек.

И прежде кровь лилась рекою,

И прежде плакал человек,

И прежде был он жертвой рока,

Надежды, слабости, порока».

(Николай Карамзин, 1797)

Еще одно наблюдение: «Христианская нравственность скроена на вырост. К сожалению, люди перестали расти» (Феликс Хвалибуг, польский литератор, 1866-1930).

В ХХ веке в великом романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд задавал риторический вопрос:

«...изменились ли эти горожане внутренне?» - и сам же отвечал: «...люди как люди… в общем напоминают прежних...».

Наша современность, к сожалению, тоже не дает поводов для оптимизма: научно — технические достижения явно опережают способности человека к самосовершенствованию. Вот, например, говорят: политика аморальна, главный принцип — прагматизм. С этим уже смирились, более того, воспринимают как норму, хотя с такой «нормой» можно далеко зайти. Так что же мы хотим от обывателя, если так мыслят и поступают «элиты»? А еще каждый день СМИ демонстрируют бракоразводные дрязги, смакуют детали преступлений, кто-то поливает друг друга грязью в Интернете, «фанаты» беснуются на трибунах стадионов (и не только там)... Если все это — свобода, что же называть безумием?

Конечно, было бы неверно утверждать, что человечество вовсе лишено потенциальных возможностей к нравственному и эстетическому совершенствованию, — прискорбно только, что процесс этот сильно растянут во времени и периодически «срывается в штопор». Так, на смену дикости, варварству и праву обычая стало приходить право писанное, а на основе общинной и родовой организаций появились государства — более эффективные регуляторы общественных отношений. И, хотя Средневековье эрой добра не назовешь, первый цивилизационный шаг был сделан. Правда, темные элементы древности имеют свойство отбрасывать тени в будущее. Например, еще долгое время существовали рабство и крепостничество — порядок, допускавший крайние проявления неравенства и угнетения человека человеком. Он сохранял устойчивость до тех пор, пока изменившаяся экономика не потребовала квалифицированных работников и новых, более действенных стимулов производства. Развивались наука, техника, торговля, росли города. Зарождались гуманистические идеи. Постепенно прямое насилие заменялось материальными способами привлечения людей к труду, а родовая аристократия уступала позиции новой энергичной группе (классу) — буржуазии. Богоизбранность венценосных особ переставала быть очевидной. Мир вступал в эпоху капитализма.

Здесь нужно отметить некоторые важные для понимания нашей темы обстоятельства. Наличие средств производства предполагает их использование, поэтому собственник включается в общий экономический процесс. Причем алчность предпринимателя, трансформированная в деловую активность, работает не только на него, но и на все остальное общество. Функционирующий в экономике данной страны капитал полезен и необходим так же, как необходима для капиталистического хозяйства буржуазия — обладательница капитала. Она вкладывает капитал в предприятие, налаживает его, создает рабочие места. В результате производится нужный обществу товар (продукты или услуги). Проданный на рынке, он приносит выручку, которая идет на покрытие всевозможных производственных расходов. Чистая (абсолютная) прибыль, остающаяся у предпринимателя за всеми вычетами, может быть истрачена им по своему усмотрению. Именно разница между заработной платой работника и чистой прибылью хозяина явилась камнем преткновения и вдохновила социалистов всевозможных направлений, а потом и коммунистов на борьбу за справедливость. Мысль о «прибавочной стоимости», облеченная в наукообразную форму под названием «Капитал», впоследствии была объявлена «величайшим открытием Маркса» и оправданием силового отъема имущества. Ленин говорил, что в этом произведении «с гениальной ясностью и яркостью обрисовано новое миросозерцание».

Но давайте разберемся. Если принадлежность данной собственности узаконена, то правомерность ее приобретения, по идее, может быть оспорена опять же только по закону. Слова о том, что «все крупные состояния нажиты нечестным путем», — всего лишь бездоказательная фраза вне рамок правового поля — так можно огульно обвинить любого состоятельного человека. Еще нужно понимать: всякий капиталист, конечно же, заинтересован в максимальном извлечении прибыли, но на этом пути для него существуют естественные ограничения. Продавать товар значительно выше рыночной стоимости не получится — более дешевый купят у конкурентов. Не вкладывать средства в производство — значит его гарантировано загубить. Не погашать налоги — заработать штраф или сесть в тюрьму. Не выдавать зарплату работникам — устроят забастовку, позовут на помощь профсоюзы, в крайнем случае разбегутся. Платить конкретному работнику больше, чем себе, — тоже нет смысла, тогда уж проще с ним поменяться местами. С позиций справедливости волновать может только то, насколько велика разница между личными доходами капиталиста и оплатой труда наемного работника. Но как определить справедливую пропорцию и сделать данное соотношение оптимальным?

Мы вынуждены констатировать: система экономических отношений капитализма не навязана обществу «нехорошими людьми», она сложилась исторически и, более того, имеет свои преимущества. Конкуренция требует от производителя выдерживать достаточно высокое качество и ассортимент товаров, назначать приемлемые для продавца и допустимые для покупателя цены. Ряд факторов заставляет хозяина производства создавать для трудящихся более или менее благоприятные условия и оплачивать выполняемую работу. Это, наряду с социальными пособиями для неработающих, в определенной степени нивелирует имущественную разницу между различными слоями населения. При условии нормального функционирования модель способна удовлетворять материальные потребности общества.

Однако нельзя не видеть и постоянно существующей угрозы сбоев системы. Научно — технические новшества, модернизация и оптимизация приводят к сокращению занятых в производстве и управлении. Экономия за счет ограничения фонда заработной платы и увеличение безработицы обусловливают уменьшение покупательской способности населения — уволенные с предприятия вынуждены ограничивать себя в потреблении. При этом производительность не снижается. А поскольку рынок (в том числе внешний) имеет пределы емкости, периодически возникает несоответствие между предложением и спросом. Происходит перенасыщение продуктами и услугами, то есть кризис перепроизводства, что влечет за собой массовое закрытие предприятий, растущую безработицу и обнищание населения. Для выхода из кризиса требуются значительные усилия государства (например, привлечение людей к массовым работам и их финансирование); приложение энергии остающихся «на плаву» хозяйств; мобилизация ресурсов и поиск новых рынков сбыта; зарубежные инвестиции. Существуют и другие виды кризисов. Все они (или их ожидание), наряду со стремлением государств расширять сферы политического и экономического влияния, нередко приводят к войнам и переделу мира.

Еще отметим: капиталистическая экономика (или, как теперь принято говорить, — рыночная), несмотря на ее значительные возможности и достоинства (главное — частная инициатива и нацеленность на результат), в нынешнем виде является экологически неприемлемой, чрезмерно затратной и расточительной. Количество товаров существенно превышает спрос на них, а это значит — от природы берется значительно больше, чем требуется на самом деле (потомки когда-нибудь вспомнят об этом недобрым словом). Излишки уничтожаются — продовольствие, например, выбрасывается за невостребованностью многими тоннами. С другой стороны, население, «подогреваемое» модой и рекламой, желает приобретать все новые товары и пользоваться услугами, даже если реально в них не нуждается. Процесс этот стимулируется еще и кредитами, загоняющими неразумных людей в финансовую кабалу. В существовании такой модели кровно заинтересованы наиболее благополучные слои общества и, прежде всего, буржуазия. Страны соревнуются в количественных показателях (ВВП — Валовой внутренний продукт, ВНП — Валовой национальный продукт) — чем больше, тем лучше. Но где же разумная достаточность? Неужели наличие в магазине десяти сортов колбасы, вместо двадцати способно расстроить нормального человека?

Желание извлекать все большие доходы и удовлетворять растущие запросы — свойство, присущее вообще большинству людей, но особенно — предпринимателям. А постоянная погоня за прибылью эти качества усиливает и формирует особую психологию и мировоззрение. Альтруизм в той среде — редкость, нечестная конкуренция — обычное явление. Философия эгоизма и приоритет материального потребления над всем остальным заражают общество, диктуют государству императивы внутренней и внешней политики.

Что касается взаимоотношений бизнеса и государства, то наиболее состоятельная часть буржуазии успешно добивается от власти различных преференций, а нередко и напрямую диктует условия в ущерб остальной части населения (тогда мы говорим об олигархии). Конечно, в этом обществе немало серьезных противоречий, и оно далеко от совершенства. Естественно, рано или поздно у кого-то должно было возникнуть желание его разрушить. В связи с этим вернемся в ХIХ век.

В 1848 году появился «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, в 1867 году вышел в свет главный труд Маркса — «Капитал» том 1 (следующие два тома подготовлены к изданию Энгельсом). Сами авторы не были чужды буржуазным благам и комфорту, но почему-то «озаботились» бедами пролетариата, а работы их послужили фундаментом для развития теории коммунизма и претворения ее в жизнь. В чем же видели «классики» рецепт достижения всенародного счастья?

По словам Энгельса: «Задачей «Коммунистического Манифеста» было провозгласить неизбежно предстоящую гибель современной буржуазной собственности» (2).

Как видим, пророчество пока не сбылось. Наоборот, наряду с традиционными «национальными» капиталистическими хозяйствами, возникли транснациональные корпорации, да и пролетариат давно уже не в цепях.

Каким же образом буржуазная собственность должна была исчезнуть? Ответ содержится в том же «Манифесте»:

«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнутылишь путем насильственного (выделено мной.- С.З.) ниспровержения всего существующего общественного строя» (3).

Вот так просто — взять и отнять. И не просто отнять, а еще ниспровергнуть строй и подавить эксплуататоров как класс: «Политическая власть в собственном смысле слова — это организованное насилие одного класса для подавления другого» (4).

Представим себе хозяина небольшой мастерской или сельхозпроизводителя (крестьянина). Они трудятся сами, но в то же время нанимают и помощников. Их «вина» в том, что они имеют какое-то имущество и дают возможность другим заработать себе на жизнь (по марксистской теории — занимаются эксплуатацией). Случись революция, владельцы крупных капиталов смогут переместиться туда, где эти капиталы заблаговременно размещены, то есть за границу. А что делать так называемому среднему классу — мелким и средним производителям?

Трагедия революций хорошо известна из истории. Насильственное изъятие имущества опирается не на закон, оно обосновано лишь ощущением неравенства. Но данное ощущение испытывает и бездельник, оказавшиеся в нищете вовсе не по вине капиталиста. Неоднозначность революционных процессов во многом объяснима еще и тем, что истинные намерения участников скрываются за звонкими фразами, а провозглашенные лозунги не совпадают с фактическими результатами. Как правило, возглавляют протест наиболее активные, обладающие лидерскими качествами личности и кто-то из них, возможно, искренне верит в какую-то идею. Но непременно есть и другие: они цинично использует народное возмущение, «разворачивая» потом события в свою пользу.

Революции открывают для определенных слоев новые пути достижения благополучия, но сами по себе не делают человека лучше. Вопрошавший: «Кто я, человек или тварь дрожащая?», обретя большую свободу и возможности для удовлетворения личных потребностей, совсем не обязательно становится умным и добрым. Дрожащая тварь иной раз превращается в существо злобное, мелочное и мстительное. Со дна общества поднимается все темное, дикое, агрессивное. Как быстро стирается тонкий слой цивилизованности! Как быстро может деградировать человек! В гражданских войнах жестокость с обеих сторон противостояния запредельна. В России, например, попали под «пролетарский топор» не только имущие, но и люди, не имеющие к средствам производства вообще никакого отношения: чиновники, интеллигенция, духовенство, домохозяйки, старики и дети. Причем, в массе своей они новой власти не угрожали и были в стороне от классовых сражений (вспомним позорный институт взятия заложников, практиковавшийся большевиками). Итог: миллионы погибших (точных цифр мы уже не узнаем), более двух миллионов бежали за границу.

Вернемся к вопросу о собственности: кто же в результате революции должен стать новым ее обладателем? Ответ найдем в том же «Манифесте Коммунистической партии»: «Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности» (5).

И еще: «Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс...» (6).

Теперь мы близки к пониманию сути. Собственность — понятие юридическое. Собственник (в отличие от временного владельца или арендатора) имеет право свободно пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему имуществом, вплоть до отчуждения. Каким же образом пролетариат может распорядиться своими завоеваниями? Например, объявят: «Теперь Вы владелец нефтяной скважины!», но потом разъяснят, что недра, вообще-то, принадлежат всему народу, тем и надо довольствоваться. А если задать следующий вопрос: как будет победивший пролетариат (в постреволюционной терминологии — рабочий класс) устанавливать размер своей зарплаты? Чем больше, тем лучше? Ничего не выйдет — есть законы экономики. Главное же то, что собственность в результате обобществления на самом деле принадлежит не конкретному рабочему, не рабочему классу и крестьянству в целом и даже не трудящимся вообще, а партийно — государственной бюрократии, выступающей от лица народа. Она и будет распределять блага.

Бюрократия — от фр. bureaucratie – бюро, канцелярия + власть, буквально господство канцелярии. Применительно к социализму и управленцам Милован Джилас говорил о «новом классе»; Михаил Восленский и некоторые другие авторы употребляют понятие «номенклатура». На мой взгляд, «бюрократия» все же более точное обозначение, хотя бы потому, что «новый класс» революция не создает. В те же кабинеты входят другие люди и выполняют, по существу, прежние функции управления государством. Разница лишь в том, что теперь, в условиях социализма, они напрямую командуют еще и экономикой. Что касается номенклатуры, то в формировании представительных органов номенклатурный перечень не используется. В то же время любой депутат, по крайней мере на период исполнения обязанностей, становится элементом государственного механизма — бюрократом, получающим от власти материальные блага.

Теперь понятно, какая задача стояла на самом деле перед учением о коммунизме: обосновать несправедливость существующего буржуазного строя и необходимость насильственного изъятия средств производства у собственников и ценностей у населения; организовать заинтересованные в смене существующего порядка силы; с их помощью захватить власть и вручить ее опять же бюрократам. А потом на словах «растворять» бюрократию в других социальных группах или во всей массе населения: «власть победившего пролетариата», «государство трудящихся», «народ и партия едины!», «власть принадлежит народу»…

Отстраненный от власти Троцкий признавался: «Ни при каком другом режиме, кроме советского, бюрократия не достигала такой степени независимости от господствующего класса» (7).

Тут в запальчивости Лев Давидович противоречил сам себе: как же такой класс можно назвать «господствующим», если бюрократия от него не зависит? Одним словом, «оговорка по Фрейду».

Далее он же: «...нельзя не признать, что она есть нечто большее, чем бюрократия. Она есть единственный в полном смысле слова привилегированный и командующий слой в советском обществе» (8).

Вероятно, обида заставила «Демона революции» сказать правду. Оставаясь у руля, он наверняка продолжал бы твердить, что революция освободила пролетариат от цепей и вручила ему бразды правления. Будто бы сам он стремился к чему-то другому, кроме власти.

Еще в «Манифесте» было сказано: «Современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии» (9).

В данной логике власть при социализме — это бюрократия, управляющая всеми делами народа. Но если буржуазия способна влиять на власть, обладая материальными средствами, то какие возможности в этом смысле есть у рабочего класса или вообще у трудящихся? Собраться на площади и митинговать (где найти такую площадь, и как туда вместить всех желающих)? Или пресловутая кухарка, помешивая суп на плите, будет по телефону давать указания правительству? Нам могут напомнить: на то есть парламентаризм, представительные органы власти — выбираем достойных, и они реализуют волю народа. Аргумент слабый. В условиях диктата одной организации (КПСС + госаппарат) Верховный Совет и нижестоящие советы превращаются в декоративные органы, придающие решениям бюрократии видимость всенародного обсуждения и одобрения. В этой системе, отдадим должное, рабочий или крестьянин тоже имеют возможность попасть во власть (вспомним, например, слесаря из Донбасса Хрущева или комбайнера Горбачева, сделавших партийную карьеру). Но, войдя туда, они становятся участниками иной социальной группы, обретают новое мировоззрение и принимают установленные правила игры — в противном случае среда их просто отвергнет.

Конечно, не следует забывать, что бюрократия — социальная группа, необходимая любому государству, поскольку осуществляет важнейшую функцию управления и координации. Без государственных институтов обществу грозит анархия, и никакое демократическое местное самоуправление заменить централизованный аппарат не способно. Тем более это не реально для России, с ее огромной территорией и многонациональным народом.

Политические силы, придя к власти и став бюрократией, ставят перед собой задачу удержаться наверху пирамиды. Однако в силу объективных причин бюрократия не может существовать исключительно для себя — в каких-то вопросах ее интересы сочетаются с интересами остального народа, она работает и для него. Правда, эгоизм, близорукость или безволие бюрократии нередко приводят к ошибкам — система управления нарушается. Чем и пользуются конкуренты. Нужно учитывать, что бюрократия неоднородна, она имеет высший эшелон, средний и нижестоящие уровни. Внутри группы, как правило, существуют противоречия, различаются интересы, происходит «внутривидовая» борьба.

Итак, в октябре 1917 года в России победила социалистическая революция. Это был первый опыт масштабного практического применения марксизма. Кабинеты прежних чиновников занимают новые люди — однако, как ни странно, это не победившие пролетарии, а профессиональные революционеры. Естественно, государственная деятельность для них нова — ломать не строить. Аппарат управления количественно вырос по сравнению с царскими временами в несколько раз, но что делать, если все хотят командовать. Никакой программы развития страны нет, вместо нее лозунги и призывы. Власть начинает свою деятельность методом проб и ошибок: политика военного коммунизма, организация трудовых армий (по Марксу), принуждение к труду при помощи «хлебной карточки» (мечта Ильича). Все это не сработало (в 1970-е годы прошлого века в Демократической Кампучии идею безуспешно пытались осуществить «красные кхмеры» под руководством Пол Пота: жертв тысячи, экономический результат отрицательный — рабский труд непроизводителен). В России на время пришлось вводить НЭП, то есть частично возвращать элементы капитализма в советскую действительность. Но позднее страну снова вернули «на правильный путь».

Некоторое время живы были еще идеи мировой революции, где России уготовили участь «вязанки дров» для разведения всеобщего пожара. Однако попытки принести счастье другим странам (в том числе вооруженным путем) не удались. Фактический поворот от стратегии «интернационализма» к «государственности» завершился еще в 1926 году, когда вышла работа Сталина «К вопросам ленинизма», где утверждалось, что СССР обладает всеми необходимыми ресурсами для построения социализма в одиночку. В 1943 году упразднен Коммунистический Интернационал — штаб мировой революции. Наконец, пришлось признать: «Мирное сосуществование социалистических и капиталистических государств — объективная необходимость развития человеческого общества» (10). Значит, о мировой революции забыли? За что же боролись? Знали бы о том Владимир Ильич со Львом Давидовичем!

Придя к власти, советская бюрократия берет на себя непосредственное руководство хозяйством страны. Она планирует и контролирует экономику, управляет ею; распределяет доходы от реализации продуктов и услуг. Есть здесь свои плюсы: это позволяет концентрировать финансы, материальные и трудовые ресурсы на нужных государству направлениях. При минимальном денежном стимулировании занятых в производстве удается добиваться реализации масштабных проектов. Стабильно финансируются оборона государства, наука, культура, социальная и другие гуманитарные сферы. Для граждан бесплатными являются жилье, образование, медицина. Надежны пенсионные фонды. Отсутствует безработица.

Взорвав традиционный уклад и используя наивную веру людей в светлое будущее, проект позволил власти некоторое время мотивировать население на созидательную деятельность и поддержку государства. Было бы несправедливо отрицать то положительное, что присутствовало в работающем социализме. Там были и большое искусство (не только прославляющее коммунистический режим), и наука высоких достижений, и производственные успехи... В той системе вырастили и воспитали много достойных людей, приносивших обществу пользу.

Вместе с тем экономика, по сути, была встроена в государственный аппарат и имела вертикаль управления, а при такой схеме не всегда важен фактический результат — он может быть подменен успешным докладом руководству. Нижестоящие управленцы зачастую обманывают вышестоящих, и так происходит по всей вертикали. Фабрикуются «липовые» отчеты, допускаются массовые приписки в выполнении планов.

Власть нередко безосновательно подчиняет экономику политическим интересам (в ущерб экономике); «запускает» плохо просчитанные, бесперспективные или убыточные проекты; часто идет на неоправданные издержки; совершает ненужные траты средств, в том числе за границей — в интересах «братских» партий, рабочего и национально-освободительного движения, сомнительного «международного сотрудничества». И, в то же время, недостаточно заботится о нуждах собственного населения. В богатейшей по своим природным запасам и возможностям стране люди в массе своей живут более чем скромно. Даже самый беспринципный пропагандист того времени не отваживался сравнивать уровень благосостояния советского и американского (или, скажем, немецкого) рабочего. Выигрышной темой была безработица и ущемление прав негров в США.

Существуют явные диспропорции между отраслями хозяйства, а также между экономикой регионов (в РСФСР, например, газификация частных домов была явно недостаточной, в то время как прибалтийские республики находились в приоритете). Слабо развита либо вовсе отсутствует конкуренция среди производителей. Обычное дело — выпуск недоброкачественной, некомплектной и нестандартной продукции. Склады заполнены негодными и никому не нужными товарами, но их производители исправно получают государственное вознаграждение (то есть незаслуженно наделяются благами, распределяемыми государством в ущерб другим гражданам).

Процветает бесхозяйственность, приводящая к порче или расхищению материальных ценностей. Плохо работает торговля и сфера услуг, повсеместно распространены случаи обмана покупателей и клиентов. Многие учреждения и предприятия имеют переизбыток работников, при этом в оплате труда действует уравнительный подход, что резко снижает заинтересованность участников экономического процесса — отсюда низкая производительность труда. Разумный и справедливый принцип: «от каждого по способностям — каждому по труду» формально не отвергнут, но не реализуется. В народе ходит шутка: «Государство делает вид, что платит, а население делает вид, что работает».

Трудовое законодательство и судебная практика не позволяют избавляться от нерадивых работников, откровенных бездельников и алкоголиков. Широко распространены хищения на производстве. Ответственность за мелкие кражи минимальная, орудующих здесь воров ласково именуют «несунами», «воришками» и оставляют на работе даже несмотря на рецидивы. Партия учит: людей надо воспитывать. Это демагогическое пожелание создает обстановку всепрощения и отбивает охоту к добросовестному труду — зачем напрягаться, если бездельник получает ту же зарплату? Есть множество убежденных тунеядцев, вообще не желающих работать. Высок уровень преступности.

Для социалистической экономики (в варианте СССР), вследствие нерационального хозяйствования характерно постоянное превышение спроса над предложением, то есть общий непрекращающийся кризис недопроизводства необходимого и перепроизводства ненужного. Ощутимым для населения (особенно к 80-м годам) стал дефицит так называемых товаров народного потребления. В магазинах «общей доступности» полупустые прилавки, повсеместно не хватает даже самых необходимых продуктов питания. Одежда, обувь, бытовые приборы низкого качества, а заграничная продукция быстро раскупается. Дефицит порождает спекуляцию, взяточничество, иные злоупотребления. В обществе укрепляется скептическое отношение к действующей системе хозяйствования, утрачивается чувство перспективы развития государства, а власть теряет авторитет.

В условиях кризиса государство в целом и действующая власть встают перед необходимостью переосмысления идеологии; перераспределения собственности между государством и частником; введения новых принципов планирования; дополнительных инвестиций в банковский сектор и производство; внутренних организационных мер для насыщения рынка (реорганизация производства и изменение системы оплаты труда); привлечения зарубежных инвесторов… Попытки в некоторой степени изменить хозяйственный уклад были: 50-е годы — Маленков; 70-е — Косыгин. Однако партийная бюрократия, доминирующая в управленческих структурах, выбрала еще один вариант — бездействие в надежде на то, что все «образуется» само собой или, на худой конец, крах экономики произойдет не скоро. Реальные меры подменялись многочисленными собраниями, совещаниями и пропагандистской болтовней. Власть призывала население к трудовой активности, но материально не заинтересовывала, а лишь по-прежнему обещала эфемерные радужные перспективы. Закономерно: такой экономический механизм долго функционировать не мог.

На практике даже сама идея «развитого социализма», устремленного в коммунизм, приобрела уродливые очертания, оказавшись не менее утопичной, чем мечты мыслителей давно ушедших времен. Большевики-ленинцы, заняв мостик управления, немедленно передрались за места у кормушки, подтвердив этим, что борьба за власть имеет место при любом строе. По ходу укрепления «государства рабочих и крестьян» управляющие быстро теряли революционную сознательность и аскетизм. Новшество, пожалуй, состояло в том, что сословное чванство превратилось теперь в «комчванство», а прислуга стала называться «обслугой».

Поскольку деятельность «передового отряда строителей коммунизма» далеко не всегда была безупречной, избрали путь подавления инакомыслия и зажима публичного обсуждения недостатков. Зарубежные радиостанции глушились, хотя, по идее, капиталистическая пропаганда не имела шансов на успех — «преимущества социализма» должны были говорить сами за себя. Возможность существования оппозиции в законах даже не упоминалась, а обосновавшаяся у руля команда всегда находилась вне критики. Подковерная борьба за власть происходила незаметно для населения, демонстративной обструкции подвергались лишь «вышедшие в тираж». Причем каждая последующая группа управленцев обвиняла предыдущую в отходе от принципов и нарушении курса: Сталин и компания клеймили троцкизм, а потом была физически уничтожена почти вся «ленинская гвардия»; Хрущев разоблачал сталинизм; Брежнев — хрущевский волюнтаризм; Горбачев и Ельцин — брежневский застой и геронтократию. Андропов и Черненко внятной конструктивной программы не имели (справедливости ради нужно помнить, что времени им, в качестве лидеров, на это отпущено практически не было). Так в чем же состояла та самая «единственно верная ленинская линия», на которую постоянно ссылались высокопоставленные коммунисты?

Монополия на власть привела к вырождению «элиты», отвергающей любые обновления и зациклившейся на идее самосохранения. Укоренившийся догматизм сдерживал критически необходимые изменения, без которых общество закономерно вошло в системный кризис. Никчемные попытки перестройки (так пафосно была названа имитация оздоровительных мер) не увенчались успехом главным образом из-за некомпетентности лидеров и их окружения. Потеряв устойчивость и в отсутствии должного управления, социалистическая модель в СССР потерпела катастрофу. Почувствовав слабость центра, национальные республики пустились в самостоятельное плавание. Спасаясь с тонущего корабля, многие «пламенные» коммунисты и комсомольцы обнаружили незаурядную способность к мимикрии. Заклеймив темное прошлое, они внезапно прозрели, став убежденными либерал-демократами, и теперь уже открыто полюбили роскошь. Вообще, для приспособленцев идеология важна до той поры, пока приверженность ей приносит выгоду. Как только ветры меняют направление, личное берет верх над тем «большим и светлым» о чем говорилось публично, а массы понимают — они в очередной раз оказались обмануты. Защищать идею становится некому. Закономерно произошел возврат к капиталистическим отношениям — «контрреволюция», или «новая революция» (кто как назовет). Начальственные кабинеты, только уже под другой вывеской, опять заняли бюрократы. Некоторые из них — до боли знакомые людям по прежним временам...

Итак, в 90-е годы после распада СССР, наша страна была поставлена перед выбором будущего. Модели две — капитализм и социализм (конечно, улучшенный). Если следовать здравому смыслу, в интересах общества нужно было взять от этих систем все положительное и отмести ненужное, вредное. Как если бы перед нами было несколько механизмов, среди них неработающие (но имеющие некоторые полноценные детали) и работающие с большей или меньшей эффективностью; разобравшись в каждом из них, можно создать новое, более совершенное устройство — функциональное и надежное. К сожалению, возобладали другие интересы — удержание бюрократией власти любыми путями и немедленная передача (приватизация) доверенным лицам всего того, что народ создавал годами и наивно считал своей собственностью. Результат — резкое имущественное расслоение на сверхбогатых и бедных при отсутствии среднего класса. Теперь уже и природные ресурсы (общенародное достояние) разрешено обращать в частную собственность. По сути, возникла олигархическая система под прикрытием заявлений о пришествии демократии и свободы. А еще началась американизация всей страны (попросту — «обезьянничание»): появился у нас свой «Белый дом», вместо планов — «дорожные карты», удивляться — говорить «вау!» и другие нелепости...

Любые дела начинаются с идеи, государственное строительство или переустройство — с идеологии. Дееспособное общество не может не понимать свои цели, задачи, методы их осуществления и возможные издержки. Делая идеологию расплывчатой или вовсе отказываясь от нее, влиятельные группы и власть приобретают свободу маневра для себя и большие возможности для обмана населения. Но можно ли представить себе человека, не имеющего мировоззрения? Он остается живым существом с инстинктами и эмоциями, а вот полноценной такую личность уже не назовешь ввиду отсутствия у нее понимания окружающего и самой себя. Идеология = мировоззрение, только не отдельного человека, а социума. Другое дело — какова идеология и кому она служит. Рациональная идеология должна отражать взгляды здоровых слоев общества (тогда не придется ее навязывать здравомыслящим людям), быть предметной и максимально приближенной к реальности. Она включает в себя оценку истории государства, признание ошибок и констатацию достижений; видение текущей внутренней ситуации и перспектив; взгляды на международное положение и принципы построения взаимоотношений между государствами. А также непременно: основы этики; морали; права; государственного и общественного устройства и функционирования. Таким образом, идеология — это информационная модель разумного живого организма, стержень, консолидирующий общество, программа существования и необходимый элемент воспитания людей.

Однако, по совету зарубежных «друзей» правящая бюрократия от официальной идеологии отказалась, лишив народ понимания происходящего и перспектив. Параллельно в массовое сознание внедрено много разрушительных мыслей. К примеру, выдающимся открытием объявлен принцип: «все, что не запрещено законом, — разрешено». Сколько было радости — вот она, свобода, вот она, универсальная формула на все времена! А ведь кроме закона есть еще совесть; утрата моральных принципов — деградация и падение в грязь. Да и не открытие это вовсе. Еще Владимир Ильич внушал своим последователям: «Нравственно все, что служит делу победы коммунизма» (11). Гитлер тоже освобождал народ от «химеры, называемой совестью». Не из этих ли источников черпалась та «мудрость»?

Сейчас кто-то пытается утверждать: выбранное направление было единственно возможным и правильным. Зададимся вопросом: так ли это? Можно ли, например, было вести приватизацию в направлении полезном всему обществу? Конечно. Тогда задача состояла бы в том, чтобы предпринимателю было выгодно не только извлекать чистую прибыль, но и не бояться ее легально показывать, в том числе в официальных отчетах. Сделать это было просто, установив порядок, когда каждый совершеннолетний гражданин один раз в год подавал бы декларацию с указанием имущества и источников доходов. Сокрытие доходов — правонарушение, предусматривающее ответственность и взыскание недополученных налогов (все как в развитых странах). Мера простая, но множества серьезных проблем мы бы избежали: не появились бы «черные кассы», «черная наличность», «обналичка», «серая растаможка», нелегальные платежи и зарплаты в конвертах, взятки и отмывание денег. Не возникли бы «финансовые пирамиды» и криминальный террор в отношении предпринимателей. Тогда скромной старушке с мизерной пенсией, ставшей обладательницей роскошного поместья, пришлось бы объяснить источник своего счастья и, самое главное, оплатить налог (надо понимать, немалый). Или отказаться от имущества в пользу государства, поскольку происхождение средств на покупку она указать не в состоянии (к неудовольствию сынка, опрометчиво записавшего недвижимость на маму). Не пришлось бы удивляться и тому, откуда у начальника провинциального ГАИ дом, напоминающий замок средневекового барона, — безвкусный, но дорогой.

Государство имело возможность в законодательном порядке установить разумную пропорцию между чистой прибылью предпринимателя, налогами и зарплатой работников. Извлекая все большую прибыль, предприниматель таким образом удовлетворял бы свои интересы, но одновременно подтягивал за собой остальных работающих на производстве и государство в целом. Требовался контроль за перечислением денежных средств за границу и разумные в том ограничения. И не нужны были бы бесполезные «амнистии капиталов». Да мало ли чего еще полезного для общества можно сделать!

Но тут зарубежный (действительно полезный) опыт не пригодился, ибо такой порядок лишал бы новых хозяев жизни возможности заниматься обогащением, не оглядываясь на законы. Неудивительно, что органы прокуратуры были существенно ограничены в своих полномочиях, а налоговая полиция вообще разогнана. «Реформа» МВД выдала новое понятие — полиция (вместо милиции). Правда, работать от этого лучше не стала. К примеру, ежедневно наши граждане подвергаются тотальным мошенническим атакам с целью завладения денежными средствами. И что же? Складывается впечатление, что полиция к этому явлению отношения не имеет.

Основные положения идеологии отражаются в законодательстве. Оно должно быть: адекватным идеологии рационального общества; универсальным; стабильным; понятным для граждан и организаций; реальным для исполнения. Когда существует правовой вакуум — нужен закон, только не всегда он принимается своевременно. Так, в Екатеринбурге в одной из небольших квартир обнаружены семь тысяч зарегистрированных приезжих. Для отказа в регистрации оснований в законе нет. Случай не единичный, проблема давняя — где же законодательное регулирование? До сих пор нет четкой регламентации деятельности системы ЖКХ. Следствие — многочисленные длящиеся злоупотребления, справедливое возмущение граждан. Другой характерный порок — принятие непродуманных законов (главное принять, как исполнять — неважно). Прежние несовершенные акты заменяются новыми, но столь же несовершенными (справка: Государственная Дума ежегодно рассматривает около тысячи проектов законов и почти половину из них принимает). А ведь еще Вольтер предупреждал, что многочисленность законов в государстве равносильна большому числу лекарей — она есть признак болезни и бессилия.

Наряду с законодательной деятельностью на представительный орган возложена задача парламентского контроля за исполнительной властью (статьи 103,103.1 Конституции РФ). А много ли претензий предъявили к правительству? Взять хотя бы вопрос качества продовольственной продукции. Постоянно с экрана телевизора нам демонстрируют мало съедобные изделия (да люди и сами знают об этом). Где же государственные стандарты — что должно быть в продуктах и чего там категорически быть не должно? Где контроль за производителями и их ответственность?

Много ли расследований по серьезным резонансным событиям инициировано? Например, всем известно, что в столице не один год работал Черкизовский рынок. Здесь и нелегальные мигранты и незаконная торговля (подобных «объектов» по стране немало). Миллиарды рублей в обороте — и все без налогов. В своих воспоминаниях («Москва и жизнь» 2017) бывший Мэр Москвы Ю.М. Лужков сослался на заинтересованность в этом деле федеральных чиновников, а сам он, мол, ничего тут сделать не мог. Сам владелец рынка и руководитель группы АСТ Т. Исмаилов, обвиняющийся, помимо всего прочего, в организации двойного убийства, весьма своевременно отбыл за границу и теперь Черногория в руки российского правосудия его не отдает. Депутатский же корпус интереса к высоким покровителям данного бизнесмена так и не проявил... А сколько еще разного рода «махинаторов» свободно уезжают за рубеж, и только вдогонку им звучат запоздалые обвинения правоохранительных организаций! Не странно ли это?

Если депутат выполнил свое обещание перед избирателями, и после его вмешательства отремонтировали водопровод или построили детскую площадку — это, конечно, дело полезное. Только для того ли наделяет народ полномочиями своего представителя в высших органах власти?

Вопросов много. Есть еще один — чрезвычайно важный. Особое значение имеет воспитание и обучение молодого поколения. Схема, при которой учащийся в России может потом свободно «вписаться» в западную структуру образования, имеет смысл только в том случае, если ориентироваться на дальнейшую жизнь за рубежом. А нам-то зачем готовить кадры для заграницы? Вместо привития навыков самостоятельного мышления нынешняя система образования ориентирует учащихся на получение «готовых ответов»; навязывает много ненужных сведений, которые в дальнейшей жизни молодым людям вообще не пригодятся. Воспитанием же занимаются социальные сети, блогеры и тиктокеры. Как будто непонятно, что будущее обеспечивается сегодняшним днем, а от таких «наставников» нет ничего, кроме вреда.

Какие же выводы следуют из всего сказанного? Очевидно: идеального общества не бывает, так же как не бывает идеальных людей. Но сделать общество более рациональным — устойчивым, справедливым, динамично развивающимся — можно. Хотя простого решения здесь нет — у сложного явления много составляющих. Во всяком случае, большие задачи способны решать лишь сознательное общество и ответственная власть.

Инерция прежних событий сильна. Однако в последние десятилетия в России произошло немало позитивных изменений. Заметно укрепились экономика и обороноспособность. Мы отошли, наконец, от слепого копирования западных моделей; начинаем осознавать ценность разумного консерватизма. Наша страна имеет все необходимое для нормального развития, а санкции и угрозы международной изоляции целей своих не достигают. Даже, наоборот, в какой-то степени работают на пользу: те, кто считал, что солнце встает на западе, возможно, убедятся в обратном. Сильное, уверенное в себе государство закономерно будет центром притяжения. Но, как говорится, есть еще над чем работать. Путь к рациональному обществу не близок.

Ссылки:

1. Луций Анней Сенека, Нравственные письма к Луцилию, письмо 52, «Мыслители Рима», М.,1998 с.453

2. Манифест Коммунистической партии, Предисловие к немецкому изданию 1890 года, М.,Госполитиздат, с.21

3. Манифест с.71

4. Там же с.56

5. Там же с.48

6. Там же с.55

7. Л.Троцкий Перманентная революция (Преданная революция) М., АСТ, 2005 с.229

8. Там же с.230

9. Манифест с.34

10. Программа КПСС, принята ХХII съездом КПСС, М., Политиздат 1976 с.59

11. В.И.Ленин ПСС т.41 с.298